Чем больше Белул говорил, тем мрачнее становились физиономии слушателей.
— Пора, Шадек. Бери себе правый фланг. Белул возглавит левый.
— Вообще-то я считаю, что нам следует галопом рвануть вначале на восток, а затем свернуть на север.
— А как же быть с нашими друзьями?
Эль Сенусси в ответ лишь пожал плечами.
— Кто здесь совсем недавно говорил о тепле на душе и умении хранить дружбу в трудное время? Иногда я начинаю задумываться о том, насколько я могу доверять тебе, Шадек.
— Повелитель!
— Принимай левое крыло. И гони их изо всех сил и как можно дальше. Не позволим Эль Мюриду еще раз ускользнуть из объятий Черной Дамы.
— Будем надеяться, что он позволит ускользнуть тебе.
— Шадек!
— Как прикажешь, повелитель.
Гарун вывел войско из города, выстроил его в боевой порядок и рысью повел в направлении холма. Нельзя сказать, что его появление оказалось полностью неожиданным. Большое число всадников Эль Мюрида поскакало ему навстречу.
И вот лавины всадников столкнулись. Лошади пятились, вставали на дыбы и ржали. Из глоток людей вырывались воинственные кличи и предсмертные хрипы. С хрустом ломались копья, под тяжелыми ударами трескались щиты. Клубы пыли, заставляя бойцов кашлять, окрасили их яркие одежды в однообразный охряный цвет. Всадники Ученика оставили поле боя.
Гарун выл и вопил, заставляя своих воинов покончить с врагом раз и навсегда. Его кровь кипела. Он не умел обращаться к воинам с призывами более яркими, чем простые призывы любви к своему королю. Разве не пустыми словами был бы призыв покончить с врагом, чтобы скорее вернуться к своим любимым? Ведь всех их, включая его самого, никто не ждал в Хаммад-аль-Накире. Так же нелепо звучали слова о том, что смерть Эль Мюрида позволит им перестать быть изгоями из страны с нелепыми обычаями. Они все, и он в том числе, теперь обречены быть изгоями всегда и везде.
Для Гаруна и Белула родными стали лишь те места, где они могли охотиться на врага, а семья их состояла из тех, кто разделял их судьбу.
Рука страха распростерлась над полем битвы, и самая густая тень от нее опустилась на Воинство Света.
Гарун издал очередной воинственный клич и погнал свое войско вперед.
Ряды противника сломались, и враги помчались прочь, словно осенние листья под сильными порывами холодного ветра.
Белул и Шадек бросили вперед фланги. Раненый Гарун продолжал указывать мечем вперед, кляня на чем свет стоит своих воинов за то, что они продвигаются чересчур медленно.
На поле битвы то и дело сверкали молнии. Эль Мюрид уже давно перестал выбирать цель, и огненные стрелы поражали как чужих, так и своих. При каждом ударе десятки конников разлетались в разные стороны.
Гарун пытался найти Ученика. Он заметил большую группу Непобедимых, но не смог определить, находится ли среди них Эль Мюрид. Бин Юсиф попробовал пробиться к ним поближе.
Все больше и больше конников Ученика бежали с поля боя. Некоторые из них устремлялись на восток в сторону Хаммад-аль-Накира. Некоторые галопом пересекали узкую ровную полоску земли и скрывались за незащищенными стенами Лебианнина.
Схватка шла своим чередом, то поднимаясь, то спускаясь по склону холма, занятого Рагнарсоном. Исчезло даже всякое подобие порядка, уступив место всеобщей свалке. Густые клубы пыли не позволяли отличить друга от врага. Ни одна из сторон не могла понять, кто побеждает. Но чем дольше продолжалась битва, тем больше воинов пустыни избирали жизнь, жертвуя посмертной славой.
Ближе к концу дня у большого отряда Непобедимых окончательно сдали нервы. Отборные воины разбежались. Это послужило сигналом. Через несколько минут Воинство Света полностью утратило боевой дух и развалилось.
— Хватит, — сказал Гарун Белулу, который был готов начать преследование. — Достаточно того, что мы остались живы.
С подчеркнутой осторожностью Гарун слез с седла. От усталости и пережитого волнения его ноги отказывались служить. Бин Юсиф сел на землю и принялся подсчитывать свои раны.
Через двадцать минут к нему с холма приковылял Рагнарсон. Браги был покрыт коркой грязи и крови, часть которой принадлежала ему. Он отодвинул в сторону чье-то тело и с усталым вздохом уселся на истоптанную землю.
— Я неделю не смогу пошевелить ни рукой, ни ногой. Если они вернутся…
— Не вернутся, — пообещал Гарун. — Они получили с избытком и отправились по домам. Это была последняя битва. — Однако в темных уголках его души по-прежнему гнездилось отчаяние. — Последняя битва, а пустыня по-прежнему в их руках. — Произнесенные тихим, печальным голосом слова почти утонули в стонах и криках раненых. — Мне следовало это предвидеть.
— Что именно?
— Чтобы вернуть себе Хаммад-аль-Накир, недостаточно убить Эль Мюрида.
Король-без-Трона окинул взглядом склон холма. Мертвецы лежали грудами и рядами. Создавалось впечатление, что войско было застигнуто каким-то гигантским торнадо. Жители Лебианнина уже торопились на бывшее поле брани, чтобы принять участие в грабеже трупов.
— Белул, прогони этих городских мерзавцев. При этом вежливость можешь не проявлять.
Дюжина роялистов, видимо, сохранивших достаточно энергии, уже шарила по карманам убитых.
— Дружище… — Гарун повернулся к Рагнарсону. — Друг мой, а что ты здесь делаешь? У сэра Тури Хоквинда было больше, чем у тебя, оснований отказаться выполнять приказ.
Рагнарсон сидел, обняв руками колени и упершись в них подбородком.
— Какой приказ? Это моя армия. — Он попытался улыбнуться, но из этого ничего не вышло. — Теперь я сам себе хозяин.