Огонь в его ладонях. Без пощады - Страница 98

К оглавлению

Но толстому мальчишке было на все это плевать. Экономика его не интересовала.

— С этого места надо идти пешком, — сказал он. — Важный господин бояться, что животные портить сад.

Старик поворчал, но все же позволил мальчишке снять себя со спины осла.

— Сюда, — сказал толстяк, беря Саджака за руку.

— Что б ты сдох! — просипел старец через минуту, поднимаясь из дождевой лужи глубиной несколько дюймов.

— Это уже второй раз! — Бах! — Ты делаешь это нарочно! — Бах! — Следующий раз обходи лужи стороной!

— Приношу нижайшую извинительность, господин. Клянусь быть наивнимательнейшим. — Уголки его губ искривились в ухмылке.

— О горе! На тропе опять лужа.

— Обойди.

— Достижение обхождения нет возможность. С каждой из сторон раскинуться цветники. Важный господин не возрадуется. Лично я свершать прыжок. Поддержу господина, когда он тоже свершать прыжок.

Он тщательно установил старца лицом в нужном направлении, а затем подпрыгнул на месте и, неестественно хрюкнув, произнес:

— Это так просто, господин. Но прыгать подальше, чтобы не замокнуть.

Старец выругался и потыкал пустоту впереди себя посохом.

— Вперед, господин. Прыгать! Важный хозяин сердится, если мы опоздать. Прыгайте. Лично я поймать.

Сердце толстого мальчишки бешено колотилась, кровь стучала в ушах. Старик наверняка слышит шум, который они производят…

Саджак изрыгнул последнее проклятие, чуть присел и прыгнул вперед.

Вопить он начал, лишь оказавшись на полпути к реке.

Напряжение мгновенно исчезло, и жирный мальчишка, воздев кулаки к небу, пустился в пляс.

— Эй! Что здесь происходит?

К краю стены мчался солдат городской стражи. Жирный мальчишка бросился к ослу, но животное отказалось двигаться.

Оставалось только блефовать.

Стражник, приблизившись, чуть не утонул в море слез.

— О горе! — завывал юный толстяк. — Я есть наиглупейший из всех глупцов.

— Что случилось, сынок?

Толстый мальчишка залопотал. В этом деле он был мастер.

— Дедушка лично меня, единственный родной в мире, только что прыгать со стены. Я есть идиот. Поверил, что он хотеть посмотреть на реку в глубокий ночь. — Он сделал вид, будто пытается взять себя в руки. — Единственный родич. Страдать от смертельный болезнь. Страшная боль. Лично я есть дурень из дурней. Надо было знать…

— Успокойся, сынок. Все будет хорошо. А может быть, это и к лучшему? Как ты думаешь? Если боль была настолько невыносимой…

Стражник уже давно патрулировал этот участок стены и видел много прыгунов в реку. Брошенные любовники. Обманутые мужья. Люди, страдавшие от чувства вины. Просто бедняки.

Большинство из них бросались в воду средь бела дня, желая, чтобы их последний жест презрения к миру был этим миром замечен. Но страдающий от рака человек был озлоблен не на весь мир, а всего лишь на его богов. А эти негодяи с извращенным сознанием видели ночью так же хорошо, как и днем. У стражника не возникло никаких подозрений.

— Ступай в казармы. Там переночуешь, а утром посмотрим, что можно для тебя сделать.

Жирный мальчишка не знал чувства меры. Он протестовал, выл, бился в конвульсиях и делал вид, что готов броситься со стены вслед за своим последним родственником.

Страж порядка решил, что парня следует задержать и отвести в казармы.

Если бы юнец не столь рьяно проявлял свое горе, то вполне мог бы удалиться самостоятельно. Стражник не стал бы возражать. Улицы города кишели бездомными сиротами.

Тот же солдат разбудил мальчишку утром после первой в жизни ночи, проведенной им в настоящей постели.

— Доброе утро, сынок. Сейчас самое время поговорить с капитаном.

Толстяком овладели нехорошие предчувствия. Сколько капитанов может быть в городской страже? Видимо, не так много. Рисковать нельзя.

— Лично я оголодавший. Умирать от недоедания.

— Постараемся что-нибудь устроить, — произнес стражник, бросив на мальчишку странный оценивающий взгляд.

Юнец решил, что настало время продемонстрировать неутешное горе. Он зарыдал, словно не сразу поняв, что все происшедшее не было дурным сном.

Стражник, казалось, был вполне удовлетворен.

В солдатской столовой мальчишка набил брюхо, а в те моменты, когда на него никто не смотрел; — карманы. Насытившись до отвала, юный толстяк отправился вслед за стражником к капитану.

Пока солдат докладывал начальству, юнец выскользнул через боковую дверь. Он узнал голос офицера. Предчувствие его не обмануло.

В конюшне он едва не попался. Осел категорически отказывался покинуть место со столь обильной пищей. Но мальчишка все же сумел заставить животное двигаться, и капитан не успел его заметить.

Он решил совсем уйти из Аргона. Капитан, сообразив, кто ускользнул из его рук, наверняка объявит общий розыск. Саджак давным-давно внушил ему, что лучший способ избежать внимания полиции — бежать из города, как только она начнет проявлять беспокойство.

Но сможет ли он уговорить стражу на мосту пропустить его? Охрана наверняка изумится, увидев одинокого ребенка.

Все получилось как надо. Мальчишка был удачливым и изобретательным лгуном.

Юный беглец из Аргона пополнил ряды безработных бродяг, которые каким-то непостижимым образом ухитрялись выживать во враждебном мире. Сам он существовал благодаря многочисленным сомнительным навыкам и трюкам, почерпнутым у Саджака и его приятелей, повстречавшихся им во время странствий.

Несколько лет он бродил между Тройесом, Некремносом и Аргоном, повторяя путь, освоенный им еще со стариком. Почти в каждом поселении он останавливался. В этот год он добрался до Матаянги и Эскалона. Следующим летом отправился к западным берегами моря Коцюм у подножия горного хребта Джебал-аль-Алаф-Дхулкварнеги. Но этот маршрут оказался бесперспективным. Тот край населяли дикие народы с буйным нравом.